Абу Джабр обернулся. От парковки в их сторону шагал стройный, едва ли не аскетического вида человек. Он коротко поднял руку, когда увидел, что директор его заметил.
– Что, установка сломалась? – спросил Абу Джабр.
– Нет-нет, она действует безотказно. Он… – директор закашлялся. – Он приехал забрать вещи одного пациента, который неожиданно покинул нас пару дней назад. – Он простёр руки для приветствия. – Фридер! Как я рад вас видеть! Как дела?
Абу Джабр с признанием отметил, что главный врач из вежливости продолжал говорить по-английски. И подошедший к ним тоже немедленно перешёл на английский.
– Добрый день, доктор Ругланд. Мне очень жаль, что я не смог приехать раньше…
– Никаких проблем. Позвольте мне вас познакомить? Ваше королевское высочество, это Фридер Вестерманн, производитель солярного устройства, которое вас заинтересовало. Фридер, а это Абу Джабр Фарук Ибн Абдул-Азиз Ибн Сауд – надеюсь, я всё правильно запомнил?
Абу Джабр улыбнулся.
– Да. – Он пожал протянутую ему руку. – Очень рад.
– Это я очень рад, – ответил мужчина, которого звали Фридер Вестерманн. – Я полагаю, вас удивил в этом устройстве блеск серебра?
– Да, – подтвердил Абу Джабр. – Именно это.
– Все удивляются. Но я могу объяснить…
Доротея поглядывала на Юлиана, который сидел за кухонным столом и старательно писал. Ей как-то не удалось скрыть от него, что у неё проблемы с ведением магазина, и вот он уже не первый час занят тем, что набрасывает для неё эскизы рекламных листовок. Трогательно. Ей хотелось обнять его и потискать, но вряд ли он одобрил бы эти телячьи нежности.
– Ну вот, я всё подсчитал, – оторвался он от бумаг. – При помощи тройного правила. Если машине на сто километров требуется 8 литров бензина, то за один километр она сжигает 0,08 литра. До супермаркета пятнадцать километров, в два конца будет тридцать. Тридцать умножить на 0,08 будет 2,4 литра. Если литр стоит 1,42 евро, то экономия, если покупать не в супермаркете, а в твоём магазине, составит 3,41 евро. Вот это ты и должна объяснить людям! Это значит, что если даже у тебя они заплатят за покупку на 3 евро больше, чем в супермаркете, они всё равно оказываются в выигрыше.
Доротея удивилась. Столько стоит поездка в супермаркет? Об этом она и сама никогда не задумывалась.
– Ты прав, – сказала она. – Я должна им это объяснить.
Юлиан великодушным жестом протянул ей листок.
– На. Можешь пересчитать, если хочешь.
– О, твоим расчётам я вполне доверяю. – Учитель математики возлагал на её сына большие надежды.
– У папы Симона, – вспомнил он, – знаешь, какая у него машина? Такая, что расходует двенадцать литров. Это мне Симон рассказывал. Так он бы экономил ещё больше. Только он живёт не у нас в деревне, а в Блаукирхе.
Доротея перевернула листок. На обратной стороне был распечатан какой-то текст, из статьи или вроде того, по-английски.
– А что это за бумага, на которой ты пишешь? – спросила она с нехорошим предчувствием. – Откуда она у тебя?
Юлиан испуганно посмотрел на неё.
– А что?
– Ну, ведь… – Она взяла другие листки, перевернула их. Диаграммы. Предложения – такие как «Super-K-zones have often been described as horizontal lenses». – Это похоже на что-то важное. Надеюсь, ты взял это не в кабинете у отца?
– Нет. Мы нашли это в подвале.
– В подвале?
– Да, недавно, когда здесь были Симон и Оливер. Целую коробку. Она стояла в старом шкафу в комнатке за котельной, там, где кирпичные стены, а потолок круглый, помнишь?
– Сводчатый, – поправила Доротея. С тех пор как они въехали, у неё никак не доходили руки прибраться в старом подвале.
– Я думал, эта бумага уже никому не нужна, – сказал Юлиан, надув губы.
– Можно подумать, в доме больше нет бумаги. – Она смотрела на лист, видимо, титульный. «The imminent collapse of the Ghawar oilfield as a result of long-term overproduction». – И где эта коробка теперь?
– В моей комнате.
Под заголовком стояли имена авторов: Дэвид Барнс. Гиоргос Лефтакис.
И Ахим Анштэттер.
У Доротеи подкосились ноги.
– Принеси сюда.
– Явно пробные оттиски, – сказал Вернер. Он осторожно перебирал стопку бумаги из отсыревшей картонной коробки. Страницы повторялись; титульный лист попадался ему уже несколько раз. – Разные версии одной статьи или доклада, над которым работал и Анштэттер.
Доротея стояла у раковины, обхватив себя руками. Ей было зябко.
– Значит, он инженер или ещё какой-то специалист по нефти.
– Похоже на то.
– Доклад, который предвещает крах какого-то нефтяного поля, если я правильно поняла.
– М-м-м. Да.
Доротея сделала глубокий вдох – как будто через силу.
– Ты видел дату в нижней строке?
– Конечно.
– Он написал этот доклад и сразу после этого выставил свой дом на продажу. Этот дом, на который уходит столько мазута, будто у него дыра в топливном баке.
Вернер посмотрел на неё укоризненным взглядом, говорящим о том, что жена явно преувеличивает.
– Я знаю, что ты думаешь, – сказал он подчёркнуто спокойно. Почти так, как разговаривают психиатры. – Ты думаешь, Анштэттер, будучи инженером-нефтяником, узнал, что нефть на исходе, и после этого быстренько нашёл глупца, которому и продал этот дом. – Он отрицательно помотал головой, быстро, пока она не успела ему возразить. – Но, Доро, это чепуха. Речь тут идёт о каком-то конкретном, единичном нефтяном поле. Таких полей тысячи. Каждую неделю какое-то из них теряет производительность. Зато разведывают другое. Ничего необычного. – Он потряс листами, которые держал в руке. – Такие отчёты пишем и мы. Это происходит, ну, я не знаю, когда речь идёт, например, об усталости металла в определённых деталях мотора, но если такой отчёт прочитает неспециалист, у него сложится впечатление, будто мы строим моторы, которые могут в любой момент взорваться. Такие отчёты рассматривают частные проблемы сквозь лупу, – надо быть осведомлённым, чтобы правильно позиционировать их. А в нефтяной отрасли мы с тобой оба профаны.