– Девяносто? – переспросил ведущий, изящный молодой человек, который до сих пор сводил в своих передачах людей, тоскующих по любви.
– Девяносто, да, – подтвердил математик. – А через двадцать лет…
– Это значит, нам останется только десять процентов?
Профессор окинул его взором, словно взвешивая, не приговорить ли его к штрафным работам за такую непонятливость.
– Десять процентов, – подтвердил он наконец. – Именно так. Конец нефтяной эры в ясных, голых цифрах.
Ведущий улыбнулся своей юношеской улыбкой, от которой обычно таяли его поклонницы всех возрастов.
– Хорошее выражение, – сказал он. – Жаль, что не моё.
После шока от Рас-Тануры Маркус несколько дней провалялся в горячке на диване в гостиной Таггарда. Он спал, просыпался, пил холодный чай, который ему давали, снова засыпал. «Вы перенапряглись», – сказали ему. «Да, – подумал он, – это правда».
В какие-то моменты он не помнил, кто этот костлявый человек, что наливал ему чаю и клал на лоб холодные компрессы, потом он узнавал в нём Чарльза Таггарда и спрашивал себя, почему этот бывший агент ЦРУ за ним ухаживает.
Всё было так, будто однажды он уже пережил это. Снова постель, в которой он бредил. Снова окно, за которым росло дерево. Оно стояло белое, всё в снегу. Вообще снаружи было всё белым-бело. Белое, лишённое контуров небо.
Снова сон, снова кто-то говорил ему:
– Вот. Примите. – Таблетки. Он принимал их, запивал водой.
Одна из девушек на постерах была узкоглазая, и это вызывало в нём мечты об Эми-Ли, да такие интенсивные, что временами он был уверен, что она где-то здесь. Однажды он обыскал вокруг себя всё с твёрдым чувством, что где-то здесь лежит весточка от неё – письмо или записка! Но ничего не нашёл.
В какой-то момент он очнулся оттого, что Таггард кому-то сказал:
– У меня тоже закончился мазут. Надо переходить на дрова.
– Сейчас я покажу вам, как это сделать, – послышался другой, ворчливый голос. – Вот только инструменты принесу.
Позднее он слышал через открытую дверь, как они возятся с котлом. И тот, другой мужчина спрашивал:
– И что вы собираетесь делать с этим лишним ртом?
В этой фразе прозвучал опасный, злобный тон, и у Маркуса забилось сердце, когда он понял, что тот имел в виду.
– Он мой гость, – ответил Таггард. – И я мечтаю, чтобы он уже начал наконец есть.
Вечером предположительно седьмого дня Маркус поблагодарил Таггарда за кров и уход и пообещал ему, что уедет как только сможет.
– Это будет не так скоро, – сказал Таггард. – У вас ведь почти пустой бак. Горючего не хватит даже в гараж въехать. Придётся нам её толкать. Ещё бы пара миль – и вы бы застряли посреди пустого леса.
Маркус моргал своими горячими, тяжёлыми веками.
– А что, здесь негде заправиться?
Этот человек с запавшими глазами и реденькой бородкой с сожалением покачал головой.
– Похоже, вы уже больше нигде не заправитесь.
На следующее утро Маркус проснулся оттого, что снаружи кто-то рубил дрова. Он сел в постели и посмотрел в окно. Таггард, конечно, хоть с первого взгляда и трудно было узнать его в стёганой куртке и меховой шапке.
Топором он орудовал неумело, однако от каждого удара разлетались поленья, которые он время от времени собирал в плетёный короб, выпуская изо рта белые облачка пара.
Та часть посёлка, которая была видна из окна, тонула в снегу: маленькие деревянные дома в окружении могучих деревьев казались совсем прижатыми к земле. Маркус усомнился, можно ли вообще заметить этот посёлок с воздуха.
Потом он поднял взгляд и посмотрел на горы. То были гиганты, покрытые заснеженными, бесконечными лесами, зрелище стихийной силы. Маркус отчётливо, как никогда, почувствовал себя на другой планете.
– Почему здесь? – спросил он, когда дверь открылась и вошёл Таггард, а вместе с ним ворвались клубы холода. – Почему именно Bare Hands Creek?
Таггард броском повесил шапку на крючок и высвободился из куртки.
– Кажется, вам уже лучше, – утвердительно сказал он.
Верно. Только теперь Маркус осознал, как хорошо он себя чувствовал.
– Похоже на то, – признал он.
– Я так и думал. Сегодня ночью вы уже дышали по-другому, не так, как раньше. – Таггард шагнул в сапогах к кухонной нише и налил себе кофе из термоса. – Хотите?
– Если есть, – кивнул Маркус.
– Есть. – Таггард достал из шкафа вторую чашку. – Пока, по крайней мере.
Кофе был великолепный, чистейший эликсир жизни. Маркус почувствовал, что может выйти хоть сейчас и вырывать деревья с корнем.
– Bare Hands Creek, – повторил Таггард, усаживаясь в кресло. – Да. Конечно, не случайное название. Деревня была основана, ну, лет сорок назад, людьми, которые решили пережить гибель цивилизации. Когда мне стало ясно, что нам предстоит именно это, я обосновался здесь. К сожалению, всего лишь несколько недель назад. – Он указал вокруг. – Вы же видите, ещё ничего не готово.
Маркус охватил чашку ладонями, согревая их.
– Гибель цивилизации? – осторожно спросил он. – А это не преувеличено… слегка?
– Да, я тоже так думал. Но потом… – Он помолчал. – Нет, я должен вам рассказать историю с самого начала. – Он встал, прошёл в кухню и взял что-то из ящика, овсяное печенье или что-то вроде того. – Хотите тоже? Оно, правда, не совсем свежее, но это, может статься, последний кусочек пирога.
Маркус кивнул.
– Спасибо, хочу.
– Итак, предысторией явилось то, что я после нескольких… скажем так, ударов судьбы снова начал ходить в церковь. Как это часто бывает. Церковь того прихода в Вашингтоне, где я жил, иногда устраивала лекции, и однажды я пришёл на одну такую лекцию – доклад преподобного Смолла, основателя Bare Hands Creek. – Он вернулся, поставил перед ним тарелочку с двумя бледными печеньицами. – И то, что он говорил, я счёл тогда большим преувеличением. Но, приехав вскоре после этого в Саудовскую Аравию, я, так сказать, взглянул на всё другими глазами. Я обратил внимание на вещи, которых без этого доклада не заметил бы. А так я постепенно понял, на каких глиняных ногах стоит наша энергетическая монокультура. Я начал размышлять. Задавать себе вопросы.