Потом он рассказывал о своей семье и о том, как лишился её.
– Это был тяжёлый кризис. Кто-то, пережив такое, идёт к психотерапевту, кто-то достаёт из шкафа Библию. У меня был вариант с Библией. Не хочу, однако, утверждать, что я обрёл Бога. Я его не обрёл. Но я его ищу. – Таггард рассеянно смотрел в свой бокал, в котором вина осталось лишь на донышке. – И вот я здесь. А вот то, что вы сюда забрели, да к тому же в последнюю минуту, – уже странно. – Он отставил свой бокал. – Как там говорят? Неисповедимы пути Господни.
Маркус патрулировал вдвоём с Брюсом Бёрджессом, мужчиной лет пятидесяти. У него был нос картошкой и взгляд человека, разочаровавшегося в мире.
Каждый патруль принимал и сдавал пост грузному мужчине, которого все называли Кеном. Каждый из патрульных получал ружьё, заряженное и поставленное на предохранитель, а к нему дополнительный магазин. Брюсу выдали бинокль, Маркусу доверили «уоки-токи», переносной радиотелефон. Кен сверил с ними часы, пометил себе время их выхода и назначил время возвращения.
Брюс знал дорогу. Их распределили на южный маршрут, где проходила и дорога 55, по которой Маркус приехал сюда. Сто лет назад, как ему теперь казалось.
– Мы не встретим ни души, – предсказал Брюс. – Никто сюда не въедет, тем более зимой. Да и вряд ли кто-то знает, что мы тут вообще есть.
Маркус кивнул, и они размеренным шагом пошли по лесной тропе.
– Другими словами?
– Нет, мы всё равно пойдём. Бдительность терять нельзя. Я только сказал, чтобы ты почём зря не палил из ружья.
– Я и не палю.
– Если где-то что-то и затрещит, это в лучшем случае медведь. Или волк. Но никак не мексиканский беженец со своими семнадцатью детьми в рюкзаке или как там себе это представляют наши.
– А здесь водятся медведи и волки?
– Ещё как.
Об этом Маркус и раздумывал. Снег скрипел у них под ногами; предыдущие патрули хорошо утоптали дорогу. Было не очень холодно, меховая шапка из Канады держала тепло, и даже его ботинки пока не промерзали.
Брюс рассказывал, что родом он из Нью-Йорка, работал продавцом ценных бумаг. В школе он учился с Джеймсом Хайнбергом, здешним врачом. Они поддерживали контакт, и, в конце концов, Брюс купил себе дом в Bare Hands Creek. Вместе со своей женой, только вот незадолго до «краха» ей приспичило непременно полететь на восьмидесятилетие её матери, и с тех пор о ней нет ни слуху ни духу.
– Мне очень жаль, – произнёс Маркус и спросил себя, не злится ли на него втайне Брюс: как-никак, он здесь в какой-то мере занял место, освободившееся от его жены.
Лес выглядел вполне безобидно. Одни деревья, и конца им не было. Виднелись следы на снегу, но все они были от мелких животных. Может, Брюс хотел лишь страху на него нагнать.
– Скажи-ка, – начал через некоторое время бывший торговец ценными бумагами, – говорят, у тебя что-то с дочерью преподобного.
– Нет, – ответил Маркус.
Они шли дальше, но чувствовалось, что тема этим не исчерпалась.
– Откуда же тогда такие слухи?
– Понятия не имею. Мы только работаем в одном хлеву. Она при лошадях, а я коровам задницы подтираю.
– Понятно. А то я бы тебе отсоветовал. Слишком опасно. Преподобному бы это не понравилось, понятно?
Маркус кивнул.
– Да уж я думаю.
Каждые пятнадцать минут звонил Кен и требовал сообщать отзыв и местонахождение.
– Скажи, мы у зайчатника, – подсказал Брюс.
Маркус повторил это в трубку и, когда Кен отключился, спросил:
– Ну и где здесь зайчатник?
Брюс отрицательно помотал головой.
– Здесь нам полагалось сделать крюк, который ведет далеко вниз, а потом снова круто поднимается вверх. Это не для моего кровообращения. А тут мы срежем путь, это сделает дорогу гораздо удобнее.
– Я делаю все, что мне говорят, – сказал Маркус.
Идти срезанным путём было удобно. Кен позвонил ещё раз, теперь Брюс подсказал ему такой ответ:
– Точка 15 на карте.
Но когда после этого Маркус хотел убрать переговорное устройство в карман, оно выскользнуло у него из рук и покатилось под откос.
– Ну ладно, – вздохнул Брюс и опустился на пенёк. – Для тех, кто с биноклем, объявляется перерыв. Остальные идут на поиски радиотелефона. Я пока присмотрю за твоим ружьём, если хочешь.
Ничего другого не оставалось. Маркус поставил ружьё около Брюса, а сам пошёл по следу, который, к счастью, был хорошо различим.
Прибор остановился на краю сугроба, нависшего над дырой от вывороченного корня дерева. И, разумеется, стоило Маркусу протянуть руку и коснуться прибора, как он покатился дальше и упал в дыру.
– Ну замечательно, – тихонько выругался Маркус, спускаясь следом и чувствуя, как снег, набившийся ему в ботинки, начал таять. Остаток дозора из-за этого обещал стать крайне неприятным.
Радиотелефон лежал в круглом углублении в снегу. Поднимая его, Маркус смёл немного снега с круглого края поразительно правильной формы. Под снегом обнаружился чёрный пластик.
Что это могло быть? Маркус сунул телефон в карман и смёл остатки снега. Теперь и рукавицы будут мокрыми, но это уже мало что изменит.
Это был кабель. Чёрный, свёрнутый бухтой. Он размотал его и прочитал надпись: «Property of AT&T».
Телефонный кабель. Он глянул на конец. Конец обрезан. Кто-то перекусил кабель хорошими кусачками, и, судя по свежему блеску на месте среза, это случилось не так давно.
Ответную часть кабеля он нашёл в полуметре от нижнего края дыры. Конец телефонного кабеля, ведущего в деревню.
– Если признаться честно: я не знаю, почему цены на нефть так высоки, – сказал министр экономики на федеральной пресс-конференции. Это был низкорослый лысый человек, в чистом виде солдат партии, который за всю свою жизнь ни разу не отличился никакой инициативой. Его призванием были вынужденные меры; об этом знали все, в том числе и он сам. – Фактически нефти сейчас на рынке не меньше, чем было до инцидента в Рас-Тануре.