Кейт заполнил рот изрядной порцией.
– А нет бы просто приехать и посмотреть? – сказал он, жуя.
Эми-Ли мелко нарезала картофелину для Джой Кэролайн.
– Они даже не задумываются. Отделываются отпиской на всё, что связано с энергетическими концептами.
Кейт покачал головой.
– И что будем делать?
– Будем продолжать, – сказал Маркус. Он уже автоматически вспоминал о записных книжках Блока всякий раз, как только возникали такого рода вопросы. В последнее время он часто заглядывал в них. Всё ещё пытаясь разгадать, что старик хотел сказать своими цифрами, набросками и диаграммами. И когда ему встречались заметки между строк, все эти его пассажи – «Я не сдамся, даже если все они встанут на голову», – в нём тоже просыпалось упрямство, которое ему приятно было ощущать. – Я тут, кстати, состряпал новую концепцию, – продолжал он, глядя на Кейта. – Мне бы хотелось знать, что ты на это скажешь.
Рыжеволосый и – после изнурительной поездки – уже не такой объёмистый мужчина поднял брови.
– Давай посмотрим.
Маркус достал свой эскиз. На нём был изображён вертикальный цилиндр, стоящий на короткой ножке. Сверху вставлялась неглубокая воронка, и такая же коническая надставка выступала из нижней плоскости.
– Сверху загружаем зелень. Измельчитель – под воронкой, видишь?
Кейт кивнул.
– О'кей. И дальше?
– Решающим моментом является то, что мы используем солнечный свет. Цилиндр из стекла, непосредственно за ним – чёрная поверхность. Этим мы достигаем парникового эффекта, который согревает всё внутри. Необходимые сорок градусов легко достижимы.
– Цельсия, – уточнил Кейт.
– Да.
– Когда-нибудь и я к этому привыкну. И потом?
– Плёнка натянута внутри цилиндра, причём так, чтобы приходить в соприкосновение с брагой возможно большей поверхностью и чтобы экстрагированный спирт мог хорошо стекать. Тут надо немного поэкспериментировать с формой, чтобы брага не оседала преждевременно. Мне видится такая вот винтовая рампа.
Кейт задумчиво разглядывал эскиз, как обычно, забыв про еду.
– Хорошо. А что это внизу?
– Здесь спирт стекает в ёмкость. По этой трубке можно выпускать брагу и в специальном отсеке автоматически выжигать остатки спирта…
Кейт указал на прямоугольник.
– Вот в этом ящичке?
– Правильно. Причём теплоту сгорания можно для чего-нибудь использовать, например, для привода измельчителя.
– Хорошо. Мне нравится. – Кейт вернул ему эскиз. – Не хватает только плёнки, ведь так?
– Да. Только этой крошечной мелочи.
– Здорово.
Маркус наколол на вилку кусочек лука.
– И как ты думаешь? Есть у них там в их военном опорном пункте «KAPPELLING» или нет?
– Судя по зданию, там всё исправно. В отличие от остальных фирм, где я побывал. Очень сильное отличие.
Эми-Ли взяла свёрнутый листок.
– А что тут?
Кейт пожал плечами.
– Список имён, вплоть до сенаторши, которая возглавляет компетентный комитет Конгресса.
– Может, я кого-нибудь здесь знаю, – сказала она и развернула листок.
Маркус смотрел через её плечо. Во всех этих чинах и названиях подразделений американских вооружённых сил он никогда не разбирался… Но что это?
– Дай-ка мне, – он взял у Эми-Ли листок и пошёл к телефону.
– Что такое? – обиделась Эми-Ли. – И кому ты звонишь?
– Сенаторше, – Маркус, набрав номер, вернул ей листок.
Она разглядывала его.
– Сенатор Мария Дамиано? Ты её знаешь?
– Нет, – ответил Маркус. Гудки пошли. Уже хорошо. Такое тоже стало теперь редкостью.
Кейт поднял голову.
– Уж не воображаешь ли ты, что можешь так запросто позвонить сенаторше?
Однако изрядный опыт Маркуса в преодолении приёмных ему тут даже не понадобился. Здесь, как и всюду, многое стало проще. Он сказал секретарю, что хочет поговорить с госпожой сенатором, и тот после недолгих встречных расспросов соединил его.
– Добрый день, госпожа сенатор, – сказал Маркус, – это говорит Маркус Вестерманн.
– Добрый день, мистер Вестерманн. Чем могу быть полезной?
Маркус набрал воздуха.
– Сперва один вопрос – вы, случайно, не родственница некоего Сильвио Дамиано?
Он услышал её удивлённый смех.
– Нет, не родственница, – ответила она. – Но я за ним замужем.
Сильвио встретил его на вокзале Вашингтона. Он почти не изменился, разве что осунулся, но это сейчас происходило почти со всеми.
– То, что меня тогда вышвырнули из «Lakeside & Rowe», было самым лучшим, что случилось со мной в жизни, – рассказывал он, когда они спускались по эскалатору в метро. – Сейчас бы я Мюррею в ножки поклонился. Ты случайно не знаешь, что он теперь поделывает?
Маркус улыбнулся.
– Я звонил ему около года назад. Он ещё держался молодцом.
Столичное метро по-прежнему работало – в отличие от большинства других городов.
– Они тогда зарезервировали мне место в «первом классе», других просто не было, а им же надо было избавиться от меня в тот же день, – весело рассказывал Сильвио. – Мне пришлось сесть рядом с женщиной, по виду итальянкой, и хоть мне тогда было ни до чего, я просто заговорил с ней. Я сам не знаю, как это получилось, мы тут же разговорились и проговорили весь полёт, все восемь часов. При том что она взяла с собой в дорогу важную работу.
– Давай я отгадаю, – сказал Маркус. – Её звали Мария.
Сильвио засмеялся.
– Мне было невдомёк, ты понимаешь? Она так хорошо говорила по-итальянски… Я даже не обратил внимания на её фамилию. Томпсон! Не самая типичная итальянская фамилия. Мы условились на следующий вечер встретиться в Риме, и только тут я сообразил, что она американка. Уже потом она мне рассказала, что баллотируется в сенат от Нью-Гемпшира! Но к тому моменту с нами уже всё произошло, я думаю, и было поздно.