Выжжено - Страница 68

Другими словами: если он хочет обосноваться в США, «Block Explorations» действительно может быть лишь этапом на его пути.

В одном из разговоров, которые они вели ночами, голые, среди измятых простыней, Эми-Ли спросила:

– И что, ты совсем не знаешь, как твой партнёр находит нефть?

Маркус помотал головой.

– Он странный. Пообещал, что объяснит. Но, честно говоря, я должен увидеть это своими глазами, чтобы поверить.

– Тебя это не тревожит? – она положила голову ему на грудь и рассеянно водила пальцами по его соску.

– Меня? – Он слушал шум уличного движения, которое ночью хоть и затихало, но не смолкало ни на миг. – Нет. Я с самого начала намеревался открыть предприятие, с OPI или OPM. Именно это я и сделал. Это говорит о том, что я на верном пути.

– Что это значит – OPI, OPM?

– «Other people's ideas» и «other people's money».

С ума сойти, если вдуматься. Метод – от Блока, капитал – от «PPP», а ему, несмотря на это, принадлежит четверть фирмы! О, чудеса капитализма!

– Только вот иммиграционные органы, – посетовал Маркус, – не срабатывают так, как мы рассчитывали. Но ничего. Это только вопрос времени, пока я соберу миллион, и тогда я с этим миллионом открою своё предприятие. Слушай, а что это ты там делаешь?

Она не переставала обрабатывать его сосок.

– Разве ты не на самой верхушке «Block Explorations»? – спросила она, делая вид, что не замечает, как возбуждающе это сказывается на других частях его тела.

Ну, так он ей это показал.

И лишь потом, во время следующей паузы, ответил:

– Я вице-президент. Другими словами, есть ещё одна ступенька. Так что я ещё не наверху, не так ли?

Настоящее

Придя домой, Доротея прослушала на автоответчике сообщение Вернера о том, что он придёт позже и чтоб ужинали без него. Голос у мужа был напряжённый. Она поужинала с Юлианом, который без умолку говорил о каком-то футбольном матче штутгартского «VfB», который будут вечером показывать по телевизору.

– Папа разрешил мне его смотреть! – то и дело заявлял он, хоть она и говорила, что не имеет ничего против. Он огласил ей также тонкости состава команды и вслух прикидывал, какие шансы из этого следуют, но она при всем желании не могла следить за ходом его мысли. Зато пожертвовала ему целый пакет чипсов, с которым довольный Юлиан удалился в гостиную.

Она накрывала стол для Вернера, а думала при этом о Маркусе и о его странной просьбе. Ей придётся подождать, когда Вернер будет в настроении помочь ей.

Он вернулся уже после девяти, словно окутанный мрачной тучей. Казалось, мыслями он был где-то далеко, когда целовал её, снимал пальто, шёл за ней на кухню и потом, чего он никогда не делал, взял из шкафа стакан, наполнил его из-под крана и залпом осушил.

– Ты была сегодня у брата?

– Да, – сказала Доротея.

– И что? Как он?

– Хорошо. У него ещё этот шрам, но они его в ближайшие дни прооперируют.

– Хорошо, – сказал Вернер, но казалось, что он не понял ни слова.

Она взяла его за локоть.

– Вернер? Что с тобой?

Он посмотрел на неё – глазами, в которых мерцал ужас, осторожно отставил стакан и тихо, почти шёпотом сообщил:

– Зигмунд умер.

– Что?

– Инфаркт. Сегодня днём, в Дубаи. Объявили его рейс, все встали, а он остался сидеть. С ним вместе летел Унтермейер, сидел рядом с ним. Не заметил, как тот был готов. – Вернер медленно мотал головой из стороны в сторону, будто это происходило помимо его воли. – Умер в один момент. А был на год моложе меня.

Доротея вспомнила круглое, слегка отёчное лицо. Она видела Зигмунда всего один раз, в тот вечер, когда они были здесь с женой. Им был обещан ответный визит, но дело до него так и не дошло – сроки, обязательства, стресс.

И она вспомнила еще кое-что:

– Он тогда постоянно мотал коленями. Ты не заметил? Его словно током дёргало.

Вернер начал беспокойно метаться по кухне.

– Конечно, заметил. Это он ещё являл собой само спокойствие. Видела бы ты его в столовой.

– Но это ведь ненормально. Ему надо было послушаться жену.

– Ох, что делать, такая работа, – выдавил Вернер. Он остановился, тяжело дыша. – Мне тоже грозит командировочная жизнь, когда начнётся внедрение разработки в Бразилии. А может, и того хуже. Знаешь, сколько длится полёт в Южную Америку? Ужас.

Доротея сглотнула. Наконец и до него дошли тревоги, которые мучили её с тех пор, как начались разговоры об этом проекте.

– Да сядь же, – сказала она. – Поешь сперва.

– Я не могу ничего есть.

– А с Бразилией уже определилось?

– Нет, но… – Он смолк, посмотрел на неё. Она обняла его, и так они стояли.

Пока не притащился Юлиан, взял из холодильника колу и невозмутимо – лишь скользнув по ним взглядом без всякого интереса – налил себе полный стакан. Казалось, ему некуда было спешить; хотя обычно в футбольные вечера его можно было сравнить с реактивным истребителем на бреющем полёте.

Доротея кашлянула.

– Ты что, не боишься пропустить гол?

– Не-е, – скривился он. – Там сейчас эти чертовы новости.

– Но они сейчас же и закончатся.

– Они сказали, что все передачи сдвигаются на полчаса. – Юлиан поглядел на свой стакан и пришёл к выводу, что тот нетранспортабелен, если не отпить из него глоток. – А на других каналах то же самое.

Доротея, всё ещё обнимавшая Вернера, почувствовала, как он опять напрягся. Она встревожилась:

– Что там за новости?

– С Аравией что-то.

Они с мужем переглянулись, и оба поспешили в гостиную. На экране, озаряемый фотовспышками, перед лесом микрофонов говорил старик в арабском одеянии.