Выжжено - Страница 167


К оглавлению

167

А сколько образовалось отходов! Вещества, казалось, стало больше, оно покрывало весь пол.

Чу, какой-то шум. Задвижку отодвинули. Шаги. Что, неужели снова день? Неужто он провёл здесь целую ночь?

Быть того не может. Или всё-таки? Отсюда ничего не было видно, ни темноты, ни света.

Он пригнулся, суетливо начал прибирать мусор, очистки руками, поскольку ни совка, ни веника сюда не захватил, а теперь было поздно за ними идти.

Шаги приближались. Маркус замер, пытаясь усилием воли сделаться невидимым.

Дверь распахнулась. Разумеется, то была Абигейль, кто же ещё?

– Хай, Аби, – сказал Маркус и попытался улыбнуться. – Всё это выглядит хуже, чем есть на самом деле…

Она вообще его не слушала. Она лишь вытаращила глаза, потом повернулась и убежала, крича:

– Он здесь! Он здесь!

Как будто он подкарауливал её здесь с занесённым ножом.

Маркус побежал за ней, но было поздно.


Они обращались с ним грубо и бесцеремонно. Хватали его – за волосы, за руки, за ноги, за горло, кричали о запасах, на которые он посягнул. Кажется, это оказалось даже хуже, чем изнасилование, из-за которого они его разыскивали; это подогрело гнев мужчин прямо-таки до кипения. Они заломили ему руки за спину так, что затрещали суставы, связали запястья грубой верёвкой и больно затянули. Ноги связали тоже. И поволокли по грязной улице, по лужам, до самой площади перед церковью. Маркус внезапно понял, для чего был предназначен столб, врытый там. С момента своего прибытия в деревню он спрашивал себя об этом, и вот…

– Зовите преподобного! – крикнул кто-то, пока Маркуса, истерзанного и вывалянного в грязи, привязывали к столбу.

Другой крикнул:

– Будем его судить!

– Какой там суд – так разделаемся!

– Повесить его!

– Нечего тут долго рассусоливать!

Они кричали на него, били его, и мужчины, и женщины были вне себя от ярости. Они ненавидели и боялись его. Боялся и он, да, страх овладел им полностью; лёгкие его ходили ходуном, сердце колотилось, и он не мог с этим справиться.

– Да где там преподобный? – послышалось из общего крика, из этого ведьмина котла, который клокотал вокруг него.

– Ему уже сказали, сейчас придёт…

– Нечего тут долго цацкаться! Повесить его!

И снова удары. И пинки. И плевки в лицо. Он посягнул на запасы. Обрюхатить девушку, это ещё куда ни шло, изнасиловать её – ну, бывает, но посягнуть на запасы…

Боже мой! Почему он просто не ушёл в лес? Никакой медведь не мог быть хуже того, что творилось здесь…

И потом, откуда ни возьмись и всё перекрывая – знакомый голос:

– Прекратить!

То был Таггард.

Они неохотно расступились, пропуская его. Что-то натекло Маркусу в глаз, то ли плевок, то ли, может, кровь, но он почувствовал, что улыбается. Он искал взгляд своего заступника и улыбался.

Таггард не ответил на улыбку и только смотрел на него со всей серьёзностью.

– Он имеет право на порядочный суд! – крикнул он, обращаясь ко всей толпе. – Он имеет право на то, чтобы его выслушали. Он имеет право…

– Эй, Таггард! – крикнул кто-то. – Кончай выделываться!

– Вот именно. Тебе тут нечего сказать.

Таггард осмотрелся, пытаясь определить говорящего.

– Неважно, есть мне что сказать или нет, – ответил он. – Мы пока что ещё в Америке. Здесь действуют закон и право…

– Этот парень воровал! И девчонку преподобного расстелил! Что нам с ним волокититься?

– Это не доказано! – крикнул Таггард. – Любой человек считается невиновным, пока его вина не доказана.

Кто-то крикнул, захлебываясь:

– Мы же видели! Мы своими глазами видели, как он сидел среди пустых мешков!

– Да где там застрял преподобный? – роптали вокруг.

И тут откуда-то взялся человек с пистолетом.

– А ну, все отойдите в сторону! Сейчас я его…

Все отпрянули. Все, кроме Таггарда, который остался стоять, где стоял, лишь укоризненно качая головой.

– Только не это, Джо.

Джо фыркнул.

– Кто-нибудь может оттащить этого козла в сторону?

К Таггарду потянулись руки, схватили его и оттянули с линии огня.


Маркус смотрел в чёрное, круглое дуло пистолета. Мысли его разом остановились. Все, кроме одной. «Так вот оно как, – думал он со странным спокойствием. – Вот оно как – умирать».

Затем произошли одновременно два события. Таггард с негодующим криком рванулся, и воздух разорвал оглушительный хлопок.

Солнце вырвалось из-за туч, мокрые от дождя верхушки деревьев вспыхнули россыпью алмазов. Мир наполнила бездыханная тишина.

«Я совсем ничего не чувствую», – подумал Маркус.

Потом он увидел Таггарда, который, повернувшись к нему спиной, упал на колени, прижал ладони к груди и повалился на бок.


Кровожадность толпы словно ветром сдуло. Таггарда испуганно окружили, сгрудились над ним, перевернули его на спину, возились с его рубашкой, намокшей от крови, кричали, чтоб принесли одеяло, чтоб дали воды, чтоб позвали врача.

– Он ещё жив!

– Скорее, зовите доктора Хайнберга!

Появился врач, вместе с преподобным, и опустился на колени перед раненым.

– Надо отнести его в дом, – сказал он священнику.

– Внесите его, – приказал преподобный, указывая на свой дом. Потом на Маркуса: – И развяжите этого.

Взгляд, которым он окинул Маркуса, был ледяным.


То был очень длинный день. Маркус сидел в кабинете преподобного под охраной мужчины с ружьём, не произносившего ни слова. Проходил час за часом. Им принесли попить, и другой, столь же молчаливый человек сменил охранника.

167